№ 25 май 1996
№ 25 май 1996
или
Нельзя сказать, что российские средства массовой информации прошли мимо визита Б. Ельцина в Китай в 1996 г., но освещение этого события далеко не соответствовало его реальному значению. У меня нет ностальгии по тем временам, когда, скажем, за поездкой Брежнева в Индию или на Кубу должна была следить вся страна, но вряд ли можно приветствовать обратную крайность. Подписание в Пекине Б. Ельциным и Цзян Цзэминем документов о взаимоотношениях России и Китая стало самым крупным успехом во внешней политике нашей страны за последние полвека и ознаменовало коренное изменение геополитической ситуации в мире, так что некорректно представлять это как рядовой “визит вежливости” и тем более как просто удачный ход президента в предвыборной борьбе.
У меня есть основания давать такую оценку визиту, поскольку я около двадцати лет тесно общался с человеком удивительной судьбы, имевшим самое прямое отношение к становлению нового Китая, — генералом И. Ковалевым (он, из когорты сталинских наркомов, умер в 1993 г. в возрасте 92 лет).
Во время войны Ковалев, как начальник военных сообщений Красной Армии, а затем нарком путей сообщения, общался с И. Сталиным практически ежедневно. А вскоре после войны Сталин, получив просьбу Мао Цзэдуна о помощи советниками, назначил именно Ковалева своим личным представителем при Мао и руководителем всех советских специалистов в Китае. Ивану Владимировичу пришлось участвовать и в принятии важнейших решений на заключительном этапе войны, завершившейся провозглашением КНР, и в закладке основ государственности нового Китая. Я впоследствии помогал ему в написании двух книг воспоминаний — о Великой Отечественной войне и о его миссии в Китае, захватывающе интересных, но не пропущенных тогдашней цензурой (о чем надо бы напомнить тем, кто тоскует по “развитому социализму”). Я, возможно, последний оставшийся в живых, кому Ковалев передавал наказ Сталина: если Китай пойдет по социалистическому пути и нам удастся наладить с ним отношения дружбы и союза, то победа социализма в мире будет обеспечена, а ради этого ничего жалеть нельзя. Поэтому СССР, сам еще только выходивший из послевоенной разрухи, направил на помощь становящемуся новому Китаю такие силы, что и сейчас экономика КНР во многом опирается на созданную тогда техническую базу.
Правда, и в то время отношения руководителей наших двух стран не были безоблачными. Сталин, незадолго до того “обжегшийся” на дружбе с Тито, в первый приезд Мао в СССР в 1949 году долго не мог довериться ему, но в конце концов решился на установление “особых отношений” с Компартией Китая.
Хрущев знал, какое значение придавал Сталин дружбе с Китаем, поэтому, придя к власти, сделал все, чтобы испортить отношения между двумя странами. И тут надо отдать должное китайской стороне: она до конца хрущевского правления продолжала делать хорошую мину при плохой игре, видимо, справедливо полагая, что Хрущевы приходят и уходят, а советский народ остается.
То, что случилось потом, наверное, может служить классическим примером влияния личности на ход истории, и это легче всего объяснить через характер Мао, который мы совершенно не понимаем. Китайский вождь, огромные изваяния которого были расставлены по всей стране, вовсе не был этаким “маленьким Буддой”, успокоившимся на своих великих достижениях. Отметим, что он никогда не носил мундира маршала или генералиссимуса (а на это звание у него было не меньше прав, чем у разгромленного им Чан Кайши), а из регалий довольствовался алой звездочкой на скромной кепке-“впередовке”, и это стало образцом для его последователей. Он не считал зазорным для пропаганды физкультуры (а также для преодоления суеверного страха китайцев перед водной стихией) лично переплывать Янцзы! За обманчивой внешностью хорошо откормленного партработника скрывался романтический характер, постоянно ищущий и неудовлетворенный, в сочетании с умом, умевшим находить самые неожиданные и смелые (порой даже авантюрные) решения. А за действиями “великого кормчего”, затаив дыхание, следила огромная страна...
Увидев, что советское общество после Хрущева не собирается возвращаться в прежние благословенные времена, Мао, похоже, навсегда вычеркнул СССР из сердца. Для него советские руководители после Сталина были предателями, перерожденцами, пристрастившимися к наградам и незаслуженным почестям, и он слышать не хотел о возможном сближении с СССР, что предлагал его главный соратник Линь Бяо, гибель которого и положила конец разногласиям.
До сих пор не могу без содрогания вспомнить кульминацию этого периода — вооруженные столкновения на острове Даманском. Нам это было преподнесено как попытка нашествия обезумевших маоистов, получивших достойный отпор. Но вот диссиденты Соловьев и Клепикова в своей книге о КГБ “Заговорщики в Кремле” бросили страшное обвинение КО. Андропову в том, что это он был зачинщиком тех кровавых событий. Не знаю, виноват ли Андропов в конфликте на Даманском, но то, что наш бессмертный председатель КГБ активно способствовал нагнетанию антикитайских настроений, — несомненно. Одно время у нас было модным осуждать сооружение Байкало-Амурской магистрали (которая была одним из ответов на “китайскую угрозу”), но как-то никто не вспомнил про воздвигнутую попечением председателя КГБ “великую антикитайскую стену” — нашпигованное электроникой грандиозное и дорогостоящее сооружение вдоль всей (самой протяженной в мире!) советско-китайской границы, оборонное значение которого ничтожно, а политическое — огромное и Китаю враждебное.
Так СССР и жил в ожидании, когда империалисты, сговорившись с “гегемонистами”, возьмут нас в клещи (причем кое-кто явно склонился к тому, чтобы предпринять упреждающие действия в отношении Китая как слабейшего звена в этом альянсе), а Китай — в ожидании, когда то же в отношении последнего в мире государства рабочих и крестьян сделают империалисты с “ревизионистами”. В выигрыше в такой ситуации оказались Соединенные Штаты, ухитрявшиеся время от времени предпринимать шаги к сближению то с одной, то с другой из ожидающих нападения сторон. Думаю, вряд ли надо после этого объяснять, насколько важной для нас стала нормализация отношений с Китаем.
Ныне эйфория по поводу “возвращения России в русло мировой цивилизации” прошла даже у тех, кто был ею охвачен. Козыревская политика безоглядного следования в фарватере политики США привела к потере Россией ее союзников, к предельному нашему разоружению, тогда как блок НАТО стремится зачем-то расшириться до границ СНГ. В этих условиях Китай, у которого отношения с США тоже не складываются (вспомним недавнее вмешательство американцев в спор Пекина с Тайбэем) становится нашим естественным союзником. Взаимное тяготение наших двух стран основано на чем-то более глубоком, чем сиюминутные политические расчеты. И надо считать решенным делом, что стороны исходят из установки на тесное партнерство в XXI веке. Правда, китайские руководители неоднократно четко заявляли, что в союзнические отношения они ни с кем вступать не намерены. Нужно ли это понимать, как сказано, или “с китайской спецификой” — покажет время. Может быть, оно и к лучшему, что Китай идет на партнерство с Россией не потому, что хочет ей помочь, а потому, что преследует свои долговременные интересы. Лично я за то, чтобы и мы строили дружественные отношения с Китаем, не забывая о наших национальных интересах.
Пример Китая давно уже колет глаза российским горе-реформаторам. История как будто специально поставила такой эксперимент: Россия взяла курс на “обновление” с отказом от наследства социализма и пришла туда, где она есть, а Китай начал серьезные реформы в рамках социалистического строя и тоже пришел туда, где сейчас находится. Как говорится, сравнивайте и выбирайте.
Правда, и в Китае тоже все шло не так просто, была там и своя “перестройка” под руководством тамошнего “архитектора перестройки”. Мало кто сознает, что Горбачев ездил в Китай для того, чтобы тот стал первой страной, в которой должен был рухнуть социалистический режим! И действительно, после его негласного благословения сразу во многих городах вспыхнули хорошо подготовленные восстания, которые мировые агентства застенчиво именовали “волнениями на площади Тяньанмэнь”. Судьба страны висела на волоске. С большим трудом правительству удалось овладеть ситуацией, “архитектора” попросили из руководства (наверное, этот факт — один из главных секретов “китайского двора”), после чего страна стала добиваться впечатляющих результатов. Мы позже вступили в “перестройку” и вышли из нее с большими потерями, чем китайцы. Но и у нас она позади. Поэтому неправильно представление, будто наш союз — это союз слабой России и бурно развивающегося Китая: как раз нынешнее состояние Китая - это, в известном смысле, наше ближайшее будущее.
Сейчас много говорят о передаче нами Китаю “исконно российских территорий”. Но на деле мы передаем Китаю не российские, а китайские земли: во время оккупации Китая Японией мы перенесли границу немного вовне (не с целью захвата, а для улучшения своих военно-тактических позиций), и сейчас она восстанавливается по “договорной линии”, установленной когда-то “на вечные времена”. К сожалению, даже такой серьезный аналитик, как С. Кургинян, стал утверждать, будто передача Китаю крохотной территории чуть ли не отрежет Россию от Тихого океана (я уж не говорю о политиках и казачьих атаманах, выступающих в выгодной роли “защитников Отечества”). Демаркация границы поставит крест на слухах, будто Китай претендует на наши дальневосточные земли.
Многих в России начинает беспокоить заселение китайцами нашего Дальнего Востока, но на деле здесь идет речь о незаконной миграции, которую китайское правительство не одобряет, а наши чиновники не имеют возможности (а чаще — желания) с ней бороться. “Отгородиться” от китайцев нельзя. Подлинное добрососедство может основываться лишь на народной дипломатии. Пусть китайцы ездят к нам, мы к ним. Смотреть же через дырочку в Великой стене можно только на вероятного противника. Поэтому, если из ста приехавших в Россию китайцев возвращаются только десять, а остальные “растворяются” неизвестно где, то, скорее всего, это свидетельствует лишь о развале или коррумпированности наших миграционных служб. Если бы компетентные органы использовали хотя бы часть сил, которые КГБ когда-то использовал для слежки за собственными гражданами (как некогда репрессированный, я знаю об этом не с чужих слов), “растворимые” китайцы перестали бы быть для нас проблемой.
Ельцин, остановившись по пути в Пекин в Хабаровске, заявил, что возрождение России надо начинать не с центра, а с краев, в частности с Хабаровского края. Это правда. За годы “перестройки” и “постперестройки” утрачены многие из достижений советского времени по хозяйственному освоению Дальнего Востока, а рост транспортных тарифов привел к отчуждению отдаленных регионов от остальной части страны. А ведь мировой центр экономической активности явно перемещается в Азиатско-Тихоокеанский регион. Если Россия хочет остаться великой державой, ей надо “ногою твердой стать при море” и в этом конце планеты, а для этого надо ускоренно развивать экономику Дальнего Востока. Сейчас во всем мире думают о восстановлении в новой форме Великого шелкового пути, многие страны уже вступили в конкурентную борьбу за то, чтобы он прошел по их территории, и Россия не может остаться в стороне от этих поисков.
Не знаю, известны ли нашему президенту слова наказа Сталина. Скорее всего, этот завет вождя остался тайным. Но геополитические реалии сильнее воли отдельных личностей и их политических пристрастий, и Ельцин в Пекине высказывался в очень близком духе. Правда, о победе социализма уже не говорится, более того — Ельцину пришлось в присутствии руководителя китайской компартии критиковать наших коммунистов, на что его вынуждали условия предвыборной борьбы. Но, думается, объективные условия, когда-то замеченные Сталиным, все-таки восторжествуют над многочисленными трениями в отношениях двух наших великих держав.
Я давно придерживаюсь правила: то, что важно для России, должно стать важным и для меня, как и для всякого русского человека. И если сегодня для России важно, чтобы возродились отношения дружбы и союза с Китаем, каждый ее патриот должен внести свой вклад в решение этой задачи. Замечу, что и тут нам показали пример руководители двух стран. Цзян Цзэминь прекрасно, без акцента говорит по-русски, неплохо знает нашу историю и культуру и мог порадовать высокого российского гостя русской песней в своем исполнении. А Ельцин преподнес ему изданный у нас сборник трудов и речей Цзян Цзэминя, какого пока нет и в Китае.
Было бы хорошо, если бы инициативы высших руководителей были бы подхвачены в массах, и у нас побольше бы публиковалось достоверных впечатлений о нашем дальневосточном соседе. Это важно потому, что во время осложнения советско-китайских отношений у нас появилось немало книг и статей, где китайцы представлялись в крайне невыгодном свете. Даже такой публицист, как В. Овчинников, утверждал, что китайцы — это немцы Востока, а японцы — его итальянцы. Словом, много было наворочено такого, что создавало у наших читателей, зрителей, слушателей превратное представление о Китае и китайцах. И ныне дать объективную информацию не только о событиях политической или экономической жизни Китая, но и о современных китайцах, их культуре, нравах, обычаях, радостях и трудностях повседневной жизни — это благородная и благодарная задача писателей, художников, ученых и журналистов. И здесь найдется поприще для приложения сил всякому, кто желает внести свой вклад в это великое дело. А если коротко ответить на вопрос, поставленный в заголовке статьи, то он сведется к следующему: президент ездил в Китай, чтобы открыть для каждого из нас возможность помочь укреплению дружбы между Россией и Китаем ради светлого будущего народов обеих стран.